Рождение человека

В 6 утра разбудили меня собственные всхлипы. Стала бродить по сонной квартире и раздумывать о возможности завтрака. Разбудила всех своим хождением - боль стала регулярным гостем, заставляющим каждые 10 минут запираться в ванной и кусать пальцы на руках.

Общим советом в 9 часов было решено ехать в больницу. Я была против - хотелось подождать немного. На меня почти силой напялили куртку и вручили документы. Тем временем 9-месячный посетитель начал прыгать внутри и после одного особо резкого прыжка я упираться перестала - на бархате штанов стало мокро-горячо.

Тем не менее, прибыли благополучно. Акушерку я встретила бодреньким "Роженицу заказывали?" Плюхнулась на кушетку и была подключена к тонким паучьим лапкам, выписывающим кардиограмму моей боли. А она нарастала и спадала как волны окена в часы прилива и отлива.

И так же беспомощно, как скачущие на песке рыбы и высыхающие медузы, оказалась наедине с этой болью я, не оставалось ничего другого как ждать накатывающих волн. От этой качки несбывшийся завтрак подскочил к горлу, заставив долго выплёвывать собственный желудочный сок, желчь и собственную обречённость, выворачивая наизнанку глотку.

Раскачиваясь на длинных бетонных сваях этих приступов, была проведена в родзал. Снова мисочки для желчи, холодная вода, которую невозможно пить, лёгкий китель и раскачивание на шторе-лиане, сползание по ней в тихом стоне беззащитных слёз.

Удивительно-полубезумно от боли, как в тумане, ещё хватило сил залезть на кушетку. Сквозь эту лиловую пелену ещё узнавала лицо матери Мальчика, приехавшей с нами, и на её вопрос, не остаться ли ей, кивнула. Самого Мальчика выгнала за дверь. Мне не нужен был близкий человек, который мне дорог. Мне нужен был кто-то слегка чужой, кто болтает на заднем плане и чью руку мне просто нужно сжимать, напрасно надеясь на избавление. Тот, кто не близок мне настолько, чтобы мешать считать выдохи.

А боль приходила каждые 3 минуты и длилась ровно 20 глубоких вдохов и выдохов. Я не могла стонать, лишь иногда выгибаясь, боясь потерять счёт, как будто началось бы всё заново, и на 20-м выдохе ещё хотелось пережить этот кошмар.

На одном из таких выдохов медсестра спросила, не хочу ли я пообедать. Выдохнула только "Я не обедать, я сдохнуть хочу", и снова была поймана сачком смазмов.

Сквозь распухшие от слёз и беспамятных мучений веки заметила акушерку. Та спросила, где бы мне было удобно. Вспомнила о большой круглой ванной и была отброшена ласковым "а Вам уже поздно, скоро всё закончится". Спросила об обезбаливающем и получила такое же ненавистное "скоро всё пройдёт, Вам оно уже не надо".

Обозлившись на весь мир, я попросила, чтобы меня оставили тогда в покое на кушетке.

Через несколько минут осмотра акушерка освободила мои надежды - по её разрешению можно было тужиться.

- Теперь начинайте!

Боль брызнула горячими струями, растягивая тонкие нежнейшие ткани. Сжав зубы, я разрывалась пустынными трещинами, толкая всеми мышцами свою надежду до последней молекулы кислорода. Обжигая кожу, услышала акушеркино "Головку уже видно, не хотите потрогать?" и выдохнула "Я вот рожу и буду трогать", и зарычала от невыносимости, и ещё услышала "Можете отдохнуть, но тогда ребёнок немного уйдёт назад".

Ага, подумала я, мне вот только отдыхать, и скрутилась в тугую пружину мышц, выдохнув из себя последний запас сил, распрямившись во втором рыке раненного льва.

И откинула голову. Среди алых роз на крахмале простыней, среди багровых сгустков и собственной усталости лежало обыкновенное чудо...