Мышка

Когда родилась Машка, я поняла, что она будет только Машкой. Маленький, беленький, курносенький шарик ассоциировался то ли со сказкой про Машеньку и медведей, то ли с хрупкой ромашкой в темном лесу из той же сказки.

Ее появление было тем самым счастливым моментом, о котором помнят всю жизнь. Дело, наверное, не в том, что у меня тогда родилась дочь. Просто старший – сын – появился как-то слишком уж неожиданно больно, в неведомом страхе и растерянности. Наверное, счастливый миг был и тогда, но он как-то потерялся за всеми ночными ужасами, которые свалились на неопытную наивную девчонку.

Другое дело – моя «Мышка». Увидев ее зажмурившуюся от яркого утреннего света мордашку, я просто заревела, со стороны ужасаясь собственной сентиментальности…

Она и до сих пор для меня – как маленькое солнышко, ласковое и нежное, готовое обнять тебя и ждущее, когда же, когда же я ее позову! Она любит рассказывать, расспрашивать, уточнять (стыдно, но меня, молчунью, это иногда так утомляет!), восторгается возможности поучить меня чему-нибудь и радуется даже легкой снисходительности, с которой я позволяю ей все это делать. А я, такая занятая, вечно чем-то озабоченная, время от времени отмахиваюсь, иногда спохватываюсь - «надо бы поласковее с ней!» - и снова закрываюсь своими делами.

Мы с ней похожи. Это жутко приятно – смотреть на нее, как на себя. На мой милый «курносик» с ямочкой посерединке, бархатистый и тепленький, с робкими веснушками-точками, выглядывающими по весне. На удивительно точную, только уменьшенную, копию моих рук-лопаток. Даже родинки на ступнях точно в тех же местах, что у меня. И удивление на наших лицах, у обеих, пишется с одинаково вскинутой левой бровью.

Что уж говорить о нашей общей страсти – книгах! Сказать, что она их любит – не сказать ничего. Она упивается ими, живет ими, тоскует без них, плачет и смеется, дрожит от возбуждения и читает, читает, читает. Когда, занимаясь уроками, она вдруг спотыкается взглядом о раскрытую страницу чего-нибудь интересного и как фанатик уже не понимает, что происходит вокруг, мне даже жаль ее выдергивать «оттуда». Потому что я знаю, как это было со мной.

Ее милая рассеянность, а временами пугливая растерянность иногда раздражают, но только не меня. Я – такая же «ворона», если оценивать по меркам силы и мужества.

Впрочем, мы и не спорим о своей слабости, даже с некоторых пор обе откликаемся на укоряющее «Маруся». И пусть нам говорят: «Эх, Маруськи, что ж вы так…». Нам не страшно и не обидно, мы – вдвоем такие…

Я приду сегодня домой и обниму тебя. Просто так. Просто, чтобы напомнить, что я люблю тебя. Ты будешь молчать, не отпускать меня и, я знаю, долго еще ничего не скажешь. А после тихонько зашуршишь по дому маленькой солнечной мышкой.