Рак

Рак


Боли беспокоили Иру уже полгода. Она грешила на желудок, и пила таблетки, и отказывалась от острых блюд. Но боли не проходили. Что-то ныло в животе, что-то тягуче скребло по ночам. Она пошла к врачу в районную поликлинику, и уставший от наплыва посетителей светила медицинской науки прописал ей лекарства от гастрита.

А потом, совершенно случайно, Ирина посетила городской диагностический центр. Смешно звучит, наверное, «случайно посетила диагностический центр», однако это на самом деле была чистой воды случайность. Подруга, относящаяся к своему здоровью с известной долей ответственности, предложила Ире пройти полное обследование организма.

Женщины поехали в центр субботним утром, а в понедельник заскочили за результатами.
- Вот это пятнышко меня беспокоит, - врач говорил спокойным тоном, без многозначительных пауз и поднятого вверх указательного пальца. Спокойно, обыденно.
- А что это может быть?
- Хм… В общем, я рекомендовал бы вам пройти обследование в онкобольнице…
Онкобольница… За словом этим вырисовываются в туманной дымке будущего сырые могильные кресты и скользкая грязь кладбища. Онкобольница – само слово звучит, как приговор…

- Я боюсь.
Ирина прижималась к мужу. За шесть лет супружества страсть сменилась тихим, ровным огнем любви. Любовь стала качественнее с годами. Как вино. Так, по крайней мере, казалось женщине.
- Ну, я же с тобой, милая! – он улыбался белозубо и обнимал ее крепкими своими руками. Страх отступал. Что может случиться с тобой, если рядом такой мужчина?

Может случиться рак.

- Это рак. Опухоль. Сантиметров пять-шесть, - врач смотрел в лицо Ирине, и взгляд его не выражал ровным счетом никаких эмоций. Он не сделал этого, как делают это в фильмах - «Больной не сообщайте!» Он сказал ей правду. И подарил таким образом шанс на спасение.
- Если вы сделаете операцию быстро, будете жить.
- А если… - начала Ира несмело.
- Нет. Или будете жить, или умрете. У вас не слишком много времени на принятие решения…

- Какая операция!? Ты знаешь, что врачи у нас - коновалы!?
Она впервые за много лет видела мужа таким. Всклоченные волосы, растерянный взгляд.
- Володя, но разве есть иной выход?
- Не знаю… Не знаю!!! Но на операцию я тебя не отпущу. Может, они ошиблись с диагнозом? А? - он заглядывал Ире в лицо, и она видела в глазах любимого человека пляшущих чертей страха…

Она лежала на кровати готовая к тому, что должно было произойти. Рядом сидел муж и сжимал ее холодную ладонь дрожащими, напряженными пальцами. Молчал.
- Слушай, Вова… Если что…
- Молчи! Все. Молчи!
Он вскочил и заходил по палате из угла в угол:
- Я места тут не нахожу, а она такое говорит…
Вошла сестра. Пора. Поцелуй, какие-то скомканные фразы…

Через пять минут Ирина смотрела в потолок, белый, с едва заметными, идущими по краям трещинками. Рядом стоял врач. Она постепенно проваливалась в теплую черную бездну. Но страшно не было. Страх остался в предшествующих операции тридцати двух днях. Трещинки на потолке превращались в реки, сам потолок стал снежным полем. Голоса откуда-то сбоку произносили слова, но слова существовали отдельно от фраз, слова теряли смысл. Было только спокойствие, и полет в неведомую бездну, приносящую успокоение…

Первым, что она увидела, был свет. Яркий, режущий свет, приносящий боль. Ира приподняла голову, и тут же ее вырвало. Соседка по палате стала звать медсестру…

На второй день Ира попыталась встать, опираясь на плечо приехавшего к ней мужа. Вова был в костюме, он использовал обеденный перерыв, чтобы проведать жену. Привез бульон, сок. В палате постоянно дежурила нанятая мужем сиделка. Ира не обижалась на то, что Вова не может находиться рядом с нею весь день. У него как раз началось серьезное карьерное продвижение. А тут такое… Ира не хотела быть никому в тягость. Она почему-то винила себя в своей болезни…

На четвертый день она уже везде ходила самостоятельно. Бродила коридорами больницы, заглядывала в палаты. За дверью каждой – чья-то трагедия. На лицах родных, из палат выходящих, – скорбь. «Как по покойникам», - думала Ира…

Через две недели ей назначили химию. Она и дома-то успела побыть всего ничего. И снова в больницу.
- Химия будет или красная, или прозрачная. Красная – очень сильная, от нее волосы даже выпадают. Прозрачная – щадящая. Ничего так… - учила соседка по палате.
«Лишь бы не красная», - думала Ира. Представить себя облысевшей, в нелепом платке (таких женщин было много в больнице) она не могла…

Пять дней. Пять капельниц. «Прозрачная» химия. Слабое головокружение. Никаких признаков серьезного недомогания. Ира обрадовалась. Оказалось, что страсти о лечении химпрепаратами – всего лишь сказки!..

«Сказкой» стал второй день после окончания курса. Страшной сказкой. С утра Ира почувствовала, что не может разговаривать. Во рту все пересохло, язык буквально прилипал к небу. Муж собирался на работу, повязывал галстук в коридоре, у зеркала.
- Во… Вова… - слабо позвала Ира.
- Что? Что, милая? Что у тебя с голосом? Ты себя нормально чувствуешь? – он смотрел на нее как-то вскользь. Как будто боялся сфокусировать взгляд на лице.
- Дай зеркало.
Он дал. Она взглянула на себя, и протяжный стон вырвался из ее пересохшей глотки. Губы опухли, растрескались. Весь рот стал похож на одну сплошную рану…

Она ничего не ела уже три дня. Глаза запали, и кожа приобрела сероватый оттенок.
- Ты должна есть! Ты должна ходить хотя бы по квартире! – муж хмурил брови, жестикулировал.
Она лежала, следя за его жестами взглядом. Молчала.
- Если ты не будешь есть, то… Откуда у тебя силы возьмутся?!
- Меня тошнит, Вова…
- Ну и что? Ты должна…
- Ничего я не должна! Меня тошнит, понимаешь? Постоянно. От всего! Я даже по телевизору на еду смотреть не могу. Меня выворачивает тут же! Вова, побудь сегодня дома, я тебя прошу.
- Милая, - он опустился на край кровати, - ты же знаешь, что у нас еще две недели аврал…

Ее тошнило даже от воды. Рвало постоянно. Когда на пятый день мучения показалось, что сил больше нет, муж отправил ее в больницу. На капельницу. Вливали в нее глюкозу и еще какую-то дрянь. Сказали, что без этого ей так долго не протянуть. Не ей сказали, мужу. Но она услышала…

Последствия химии стали менее заметны на седьмой день. Появился аппетит. Постепенно возвращались силы. Через две недели она уже сама поехала на другой конец Киева. Гуляла. Дышала. И увидела Вову. Вернее, его машину возле торгового центра. Он работал неподалеку, и Ире захотелось сделать ему сюрприз. Показать, что она в норме. Женщина вошла в магазин одежды и встала лицом к стеклу, чтобы не упустить момент, когда муж выйдет из центра. Он не выходил, и Ира набрала его на мобильный.

- Привет. Что делаешь?
- Знаешь, я сейчас занят сильно…
«В торговом центре?» - захотелось спросить. Но она промолчала. Сама не зная – почему.
- А ты где? – спросила.
- На Подоле, - ответил он.
«Зачем он обманывает?»
- А что ты там делаешь?
- С шефом заехал в банк… Слушай, я сейчас занят. Я наберу тебя попозже, оки?
- Оки…

Она вышла из магазина и отошла к автобусной остановке. Захотелось присесть, но машина мужа была бы плохо видна в таком случае. Ира стояла, презирая себя за эту слежку. И через пять минут она увидела то, чего боялась увидеть…

У нее не было сил устраивать скандал, закатывать истерику, обвинять мужа в предательстве. Предательство есть предательство. И крик ничего не решит. Напротив, кричат и выясняют отношения те, кто еще хочет отыграться. Кто не верит в безвозвратность потери. Ира знала, что это конец. И возврата уже не видела.

- Я хочу, чтобы ты в максимально короткое время покинул мою квартиру.
- ???
- Вова. Я не стану сейчас объяснять свои действия…
- Тебе придется! – он пошел в наступление.
- Если ты не уберешься, я уйду сама. Я тебя видела сегодня. И это не обсуждается.
Он понял. Ему нужны были секунды, чтобы придумать версию. Но именно эта секундная растерянность, сбой в мозговом компьютере, выдает того, кто виновен, лучше, чем все обвинителя мира вместе взятые.
- А… Ты… - компьютер мужа настраивался на новую программу лжи.
- Вова! Я пока что просто прошу. Уберись из моей квартиры.

И он ушел. Собирался, глядя в пол, слишком долго застегивал молнию на куртке, слишком долго зашнуровывал ботинки. Остановился в проходе. Не обернулся, не сказал ничего. Ушел. Хлопнула дверь. Ключи остались лежать в прихожей. Ира заплакала. Слезы катились по ее щекам, сбегали по гладкой коже к подбородку и застывали там, ожидая, пока женщина смахнет их рукой так же, как смахнула неумная и жестокая рука сегодня то, что Ира любила и чем жила…
Она шла по городскому парку и смотрела под ноги. Намокшая от прошедшего дождя земля была усыпана желтыми листьями. На листьях блестели капли. Ира отключила мобильный.

Она понимала, что это жестоко. Что родные станут волноваться. Но она не могла и не хотела никого видеть и слышать. Ей было невыносимо жаль себя. Жалость… Все, чего она заслуживает. Больная, слабая женщина, потерявшая смысл существования. Ира достала из сумки кулечек, развернула. Села на скамейку с облупившейся синей краской. Взглянула в глубь парка. Две пары детей в сопровождении бабушек. Собака, выискивающая что-то возле урны…

Она не заметила, как он опустился рядом. Повернула голову – он сидит. Дедуля в сером плаще, с пушком совершенно белых волос, окаймляющих блестящую лысину. Розовощекий, нос картошкой, голубые, необычайно ясные глаза. Он смотрел перед собой, и легкая улыбка блуждала на его лице. Ира отвернулась и вдруг услышала голос:
- Какая прекрасная погода, не правда ли?

Болтовня с неизвестным пенсионером не входила в ее планы. Женщине хотелось побыть наедине с собой, выпить ядовитую чашу отчаяния в одиночестве. Она не ответила. Покосилась на старика. Кивнула.
- Вы знаете, я полжизни бегал мимо этого парка, не замечая красоты его листьев, травы, не замечая даже смены времен года. Все спешил куда-то, спешил…

Она повернулась к нему. Незнакомец теперь смотрел ей прямо в глаза. Спокойный взгляд очень мудрого человека. О таких говорят – «смотрит в душу».
- Я здесь тоже бывала. Но сегодня вижу все в гораздо худшем свете, чем раньше.

Ире захотелось уйти. Куда? Куда-нибудь. Побродить по Крещатику. Нигде не чувствуешь себя более одиноким, чем в толпе. Домой, в пустую квартиру, где ее теперь никто не ждет, не тянуло.
- Вы не задумывались над тем, что у нас у каждого есть шанс? Есть шанс сделать в этой жизни что-то хорошее, вечное. Но мы не пользуемся этим шансом и потом, когда начинаем прощаться с миром, замечаем его красоту. И нам становится больно оттого, что мы не сделали самого главного. Не успели. Не смогли. Не захотели. Прошли мимо жизни…

Ира замерла. Старик усмехнулся:
- Вы ведь понимаете, о чем я?
- А если у вас нет желания жить? Тогда как быть? – спросила она тихо.
- Тогда нужно умирать. И признавать, что ваше существование было ошибкой, – спокойно ответил незнакомец.
- Так просто… Умирать…
- Да. Умирать проще, чем бороться. Когда ваше сердце принимает слабость вашего духа, вы становитесь живым мертвецом. А от живого мертвеца до мертвеца мертвого – рукой подать.

- Мертвый мертвец, - улыбнулась Ира, - это что-то новое.
- Нет, это старо, как мир. Живых мертвецов у нас ровно столько же, сколько и мертвых. Некоторые из этих ходячих трупов даже пробиваются наверх. По телевизору выступают. Учат жить. Мертвецы жить учат! Вдумайтесь, - старик подмигнул Ире.
- Но что же делать, если нет сил жить? Если все против тебя? – Ира почувствовала, как голос предательски дрогнул.
- Значит, и вы будьте против всего. Не сдавайтесь дешево. Поборитесь. Пускай старая с косой увидит в вас достойного оппонента.

Старик встал, откашлялся. Надел на голову с белым нимбом волос серый берет.
- Девушка, если вы сможете побороть обстоятельства, вас не ждут впереди молочные реки и пряники в золотых обертках. Будут у вас и горести, и разочарования. Но вы не станете ничем, не станете просто воспоминанием. Одним своим усилием сейчас вы перевесите все эти будущие горести и станете выше любой беды.
- Вы не знаете, что со мной!
- Знаю. Я знаю, что с вами. Потому, наверное, я здесь и очутился.

Ира смотрела на старика, не в силах сказать ни слова. Она боялась, что он уйдет сейчас, и она не узнает чего-то очень важного.
- Боритесь. Старайтесь. Вы сможете. А если не сможете, что тоже вполне вероятно, вы будете знать, отправляясь туда, что сделали все возможное. Удачи вам.
Он уходил по мокрой аллее, а она смотрела, потрясенная, в его спину. На серенький плащик, на коричневые брюки и стоптанные каблуки ботинок…

Третья химиотерапия далась ей неимоверно тяжело. Уже на второй день после окончания процедур Ира почувствовала, что не может встать с кровати. В квартире постоянно находился ее сводный брат. Бегал за продуктами, мыл посуду, убирал. Молодой человек 18-летнего возраста делал работу, столь несвойственную людям его возраста. Он боялся смотреть на сестру. Она сама на себя боялась смотреть.
- Сережа. Я что-то встать не могу.
Голос был тихим, «не ее» голосом.

- Сейчас… Сейчас… Вот так… - парень помог Ире приподняться.
Ноги были налиты свинцом. Не слушались. Ира, опираясь на плечо брата, привстала. Пол скакнул к потолку, стены стали сужаться. Головокружение было таким сильным, что Иру резко качнуло в сторону.
- Держу, держу! – брат обхватил Иру и помог ей добраться до уборной.
В тот день ее рвало с интервалами в 15-20 минут. Она пила воду, и ее рвало. Постоянно. Есть Ира не могла…

- Заставляй себя! Слушай, заставляй себя кушать! Ты видела свое лицо?!
Подруга смотрела на Иру широко открытыми от ужаса глазами.
- Не видела, - тихо ответила Ира, - я уже давно на себя не смотрюсь в зеркало. Даже когда умываюсь…
- Слушай, ты тут не улыбайся! Так нельзя… Так нельзя!
- Знаешь… Тебе легко говорить. Извини, но ты не понимаешь, как это. И дай тебе Бог не понять. Я не могу есть. Просто не могу. Я бульон выпиваю, и меня выворачивает тут же. Таблетки не помогают, ничего не помогает. Знаешь, мне казалось, что это… все… Но я постараюсь… Я очень постараюсь…

Подруга вскочила на ноги:
- Ты что?! Ты с ума сошла?! Это из-за сволочи этой? Ты еще на его похоронах спляшешь!
- Не говори так. Вова выбрал свою судьбу. И это его право. Просто… не ко времени все пришлось и не вовремя…
- Ты не выбирала время!
- Не выбирала… Но время выбрало меня. И я буду стараться…

Она похудела на восемь килограммов. Это казалось замкнутым кругом – как только Ире становилось лучше, как только появлялся аппетит, тут же нужно было опять ложиться на химию. Пятая, шестая… После шестой химиотерапии ей было так же плохо, но в то же время, ей было легче оттого, что это последний раз. Она не ехала домой, а «отходила» в больнице. Лечащий врач всерьез опасался не за самочувствие даже - за ее жизнь. Ира держалась на капельницах. Но через два дня в палату вошел завотделения. И сел возле кровати Иры. И сказал ей два слова:
- Надо облучать.
Когда он вышел, Ира повернулась лицом к стене и зажала руками рот, чтобы не завыть в голос…

Ира походила на живой труп. На манекен, обтянутый серой кожей. Волос не было, и ей пришлось-таки надеть ненавистный платок. Ира знала теперь всех врачей по именам, знала она и больных. Здоровалась по утрам, выходя на «процедуры». Здоровались они с нею. Ира научилась безошибочно определять, кто «жилец», а кому осталось совсем немного. Дело тут было даже не во внешности, а в выражении лица.

Те, кто отсчитывал свои дни до конца, имели на лице выражение некого удивления. Как будто сами себя спрашивали, «Что я тут делаю? Зачем эти мучения? За что? Почему я еще здесь? А я еще здесь?!» Это удивление было верным признаком того, что в самое ближайшее время приедут санитарки и вывезут накрытое покрывалом скрюченное тело. Одна из санитарок будет держать дверь возле лифта, чтобы никто не вошел и не увидел. Но все и так увидят. И еще больше посереют лица, и губы, сжатые в нити, станут белыми…

Два месяца она жила на даче подруги под Киевом. Ходила с палочкой, сидела на террасе, укутавшись в плед. За тридцать метров от дома было озеро, и по утрам рыбаки в защитного цвета куртках собирались на свои «подкормленные места», рассаживались. Она смотрела на воду, гладкую, как стекло. Смотрела с час, пока солнце не выходило из своей обители, обозначенной серой линией горизонта. Потом шла в дом и заставляла себя есть. Денег, снятых с банковских депозитов, хватило бы еще на год такой жизни. Все деньги, которые откладывала Ира в прошлой жизни на машину, на их с мужем большой дом, уходили на то, чтобы дать ей достаточно энергии для жизни новой.

Она знала, что болезнь отступила. Об этом говорили врачи, но она просто чувствовала победу всем своим естеством. Маленький зеленый росток жизни сумел пробить толщу асфальта ужаса и безнадежности, что называется страшным словом рак. Она смогла. Слабая женщина, пережившая рак. Химиотерапия вместе с клетками болезни уничтожает и здоровые клетки. Нужно было лечить печень, принявшую на себя всю мощь удара препаратов, лечить сердце, почки.

Но Ира знала – все позади. Она снова будет счастлива. Ведь теперь она знает цену этой прекрасной жизни и знает, что все ее будущие невзгоды перечеркнуты ее желанием жить. Видеть это солнце, смотреть по утрам на зеркальную гладь воды. Дышать, любить и быть любимой. Она достойна этой необычной жизни. И она будет жить…

P.S. Сегодня Ирина Н. – топ-менеджер крупнейшей украинской компании мобильной связи. Она замужем. Имеет двоих детей. Судьба ее бывшего мужа мне неизвестна…

Все истории, размещённые на сайте, принадлежат их авторам. Если вы нашли свою историю и желаете ее убрать - пишите.

Добавить комментарий