Мари с пискарёвского проспекта

Накрапывал сентябрьский дождик. Серым-серо, как и полагается осени в Петербурге. В квартире одной из типовых панельных многоэтажек вовсю шли сборы в дальнюю дорогу. Боилог-дочь куда-то едет в эту ночь...

Мари Г-цкая – хрупкая брюнетка с большими карими глазами, как у лани (дочь известного драматурга – потомка обрусевших французов – Гастона Г-цкого), после окончания биофака Университета, решила съездить проведать пенаты своих прадеда и прабабки, французов. Рейс Петербург-Париж (аэропорт Шарля Де`Голля), вылет в десять вечера. К половине восьмого управились.

Уф! Присели на дорожку. Мари проверила сумочку – на месте ли загранпаспорт, билет, страховка. Всё есть. В путь! Папа за рулём, мама и дочка-путешественница на заднем сидении “Девятки”. Рванули. Через весь Питер на юг, по Пулковскому шоссе. Свернули на аллею, прямиком приводящую к международному аэропорту. Вот и он. Семья вышла из машины. Чемодан нёс папа. Спортивную сумку - Мари с мамой. Восемь с половиной.

Регистрация уже началась. Очередь на таможенный досмотр. Боже! Как медленно. Наконец чёрная лента транспортёра уволакивает багаж Мари под рентгеновские лучи. Поцелуи с родителями. Прощание. Мама как всегда: ”Не забудь про свитер!”

- В Париже - 25, мамочка, - в десятый раз напоминает Мари. И, толкая тележку с вещами, в последний раз помахав рукой папе с мамой, подходит к стойке регистрации авиапассажиров.

– Надо же, я первая, - не успевает подумать девушка.

Мужской баритон, откуда-то сверху предупреждает на литературном французском:

- Мадемуазель, я перед Вами, - свои вещи я уже положил на багажные весы.

- Конечно, конечно, я не заметила Ваши чемоданы, - на не менее правильном французском отвечает Мари. Оглядывается. Чуть сзади неё, слева стоит высокий представительный француз. Метр девяносто, лет 50-52, начинающие седеть волосы, окладистая борода. “Тип Шаляпина” - смотрит на него Мари.

А баритон благодушно продолжает:

- Да, я похож на вашего знаменитого оперного певца – на Шаляпина. Но, не пою, - заметив улыбку, поясняет: Я – музыкант, скрипач, в настоящее время профессор Парижской Консерватории.

- А, я – биолог, впервые лечу в вашу страну, - робко замечает Мари

– И все биологи в Петербурге так хорошо владеют французским языком?

- Только те, которые учились во французской спецшколе, - говорит она.

Приходится объяснять, чем “обычная” русская школа отличается от “спец”. Их беседу прерывает стюардесса. Регистрация. Но, для Мари, второй по счёту в очереди, через десять минут эта бюрократическая процедура заканчивается. Вот и он – паспортный контроль. Пограничник, как будто съевший что-то кислое. Всё. Направо - “Duty Free”, вверх – зал ожидания. Пока раздумывала куда податься, из безналогового магазинчика вышел старый знакомый – профессор консерватории с блоком безакцизного “Мальборо”.

- И вы уже здесь? Хотите заглянуть в магазин?

- Нет, думаю отправиться в зал ожидания.

- Простите, мадемуазель, не представился – меня зовут Рене Леруа, а вас?

- Мари Г-цкая.

- По-русски, Мария или Маша?

- Нет, месье Леруа, именно Мари – в моих жилах течёт и французская кровь.

- Ну, зачем же так официально, можете называть меня по имени. Как вы отнесётесь к идее выпить по чашечке кофе в баре? - спросил её профессор.

- Благосклонно.

- Там Вы расскажете о своих французских корнях, если не против.

- Ничего против не имею, - улыбнулась Мари.

Они поднялись в бар. За капуччино она рассказала Рене о французском прадеде-хирурге, приехавшем в ординатуру в Военно-Медицинскую Академию и с 1914 года застрявшем в России. Женившимся на француженке-акушерке, обрусевшем.

- Так семья моего отца укоренилась в Петербурге. Все выучились, сделали карьеры. Папа пишет пьесы, - закончила рассказ Мари.

Профессор, отпивая маленькими глотками кофе, внимательно слушал. Рассказал немного о себе. Сам родом из Лиона. Из семьи владельцев сети обувных магазинов. В роду первый, кто решил заняться музыкальной карьерой, скрипкой. Двадцать пять лет как живёт в Париже. Один. Сейчас один - не ускользнуло от внимания Мари. Объявили посадку.

Мерно гудели двигатели самолёта. Подлетали к Парижу. “Через 45 минут наш самолёт приземлится в аэропорту Шарля де`Голля”, - объявила стюардесса. Вот и родина прадедушки - Мари потянулась. Принялась складывать в сумочку те мелочи, что в полёте извлекла из неё. Решила пройти в WC.

Встав с места, огляделась – через три ряда дремал Рене. Точно ощутив в полусне взгляд Мари, открыл глаза, увидел её. Улыбнулся. Улыбнувшись в ответ, она прошла в хвост самолёта. Возвращаясь, поравнялась с креслом Рене. Он встал, спросил Мари будет ли кто-нибудь встречать её в аэропорту?

- Нет, но я представляю, как добраться до дома, где живёт папина одноклассница, она уже лет 20 как обустроилась в Париже, пригласила меня в гости, - объяснила Мари.

- Вы знаете, в первый раз в чужом городе, в чужой стране, лучше не испытывать судьбу, Мари, давайте я довезу Вас, помните улицу, где живёт Ваша знакомая?

- Бульвар Рошешуар.

- Так это центр, я живу неподалёку, мой дом рядом с Гранд Опера. Мари, я помогу Вам добраться по нужному адресу без авантюр, - галантно улыбнулся Рене.

- Хорошо, - выдохнула она, почему-то смутившись.

“Самолёт идёт на посадку. Просьба всем пристегнуть ремни”, - прозвучало в салоне. Они разошлись по своим местам.

На удивление российского человека быстро прошли паспортный контроль, таможенного не было вовсе. Взяв с вращающегося круга свой багаж, Мари и Рене отправились на автостоянку.

- Вот и моя машина, - Рене остановился у тёмно-зелёного Ситроена.

- Вам нравится автомобиль президентов Франции? - взглянула на него Мари, усаживаясь на переднее место, пока Рене галантно придерживал дверцу автомобиля.

Забросив чемоданы и сумку в багажник, он уселся за руль. Поехали. Скоростное шоссе быстро привело в окрестности Парижа. А вот и Дефанс – сталагмиты небоскрёбов выстроились на специально отведённом для них месте. Замелькали улочки, крохотные, узкие – исторический центр. Ситроен вырвался на Елисейские поля – громады фешенебельных домов, дворцы, искусно подсвеченные вечерней иллюминацией – парадной, стильной, ненавязчивой.

- Как элегантно, будто роскошные декорации к стариной опере, - только и успела подумать Мари.

Машина свернула направо – по авеню Мак-Магон, прямо и вверх, мимо Гранд Опера, Галери Лафайетт к Монмартру. Опять хитросплетение узких средневековых улочек.

- Вот и бульвар Рошешуар, - Рене показал на относительно широкую улицу перед ними, свернули налево.

Ситроен остановился.

- Дом номер 45?, - переспросил Рене.

- Да, а как открыть дверь в парадную? Ирина не сообщила мне код.

- Никаких проблем, есть же консьерж, - Рене нажал кнопку звонка, вышла пожилая женщина в голубом стёганом халате, с сеточкой, удерживающей бигуди.

Рене объяснил консъержке, что мадемуазель Мари приехала к ”мадам Ирина”, живущей в этом доме, в квартире номер шесть.

- Да, да, мадам Ирина из шестой квартиры предупредила меня о русской девушке, она дома, ждёт Вас, - уже обращаясь к Мари сказала консъержка.

- Merci, merci, добрый Рене, Вы очень помогли мне.

- Я был только рад, Мари, какие у Вас планы на завтра?

- Пока никаких.

- Что, если я позвоню Вам после ланча, у меня появилась идея по поводу Гранд Опера, возможно, Вы захотите посмотреть балет или послушать оперу?

- Спасибо, Рене, конечно звоните.

- Мари продиктовала домашний телефон Ирины.

Попрощались. Рене сел в машину. Мари занесла вещи в вестибюль.

Утром Ирина, уходя на работу, разбудила Мари в 8 утра. В восемь с половиной Мари ела свежайший багет, намазанный апельсиновым джемом, наслаждалась великолепным кофе. В девять утра – первая прогулка по Парижу. Город ошеломил. Неправдоподобно красив. Ухожен. Запахи дорогого парфюма, вкусной еды. Нагулявшись по Монмартру, Мари вернулась в квартиру Ирины. В микроволновке разогрела пиццу. Только откусила кусочек теста с расплавленным сыром – звонок. Рене!

- Как спалось? Как первые впечатления?

- Спала крепко. Впечатления потрясающие!

- Я приглашаю Вас на “Травиату” в Гранд Опера, согласны?

- Да! Рене, спасибо Вам – так выручили вчера!

- Вашим спасибо, Мари, стало согласие провести со мной вечер.

Восемь вечера – ложа оперного театра. Позолота, лепнина, тяжёлые бархатные портьеры. В соседней ложе – стайка туристок-японочек. Под чудесную ариюТравиаты – мысли Мари: Как мне хорошо, спокойно и надёжно рядом с этим человеком...

После спектакля зашли в ресторанчик. Устрицы “португез” запивали прохладным белым Сансерром. Мари блаженствовала. Вдруг Рене перегнулся через столик и нежно поцеловал её в губы. Она ответила на поцелуй.

- Как же мне хорошо с тобой”, - мягкий баритон Рене, этого высокого сильного мужчины, казалось обволакивал её всю, вселяя негу и покой.

- Мари, да я был женат, женился двадцать лет назад, двенадцать лет мы худо-бедно прожили в браке, затем скука, взаимная отчуждённость, холод. И вот уже восемь лет я живу один,- кратко описал Рене свою современную жизнь.

- Совсем один? - взглянула пристально на него Мари.

- О-о, интересен тебе, - лукавый взгляд Рене казалось проник прямо в сердце девушки. - Да, пару раз возникали романтические истории, я думал – привязанности, дамы так не считали, и я по-прежнему холост, - глаза Рене с добротой и вниманием смотрели на Мари. - Пошли, я провожу тебя до дома Ирины, - они вышли из ресторана, не торопясь отправились вверх к бульвару Рошешуар. Сильно задержавшись в пути – то и дело останавливались, целовались. С какими-то восхитительными новыми ощущениями засыпала Мари в гостевой спальне Ирины.

- Как будто после шампанского... - успела подумать она и погрузилась в сон.

Наутро, позавтракав, отправилась в Лувр, потом в Музей Моды, пришла домой только в пять вечера. На автоответчике голос Рене: ”Милая Мари, приглашаю тебя в “Лангустьерри”, надеюсь, Ты любишь омаров?”

Восемь с половиной вечера. Перемазавшись лангустами, счастливая Мари смеётся, глядя как Рене управляется с огромной клешнёй морского чудовища.

- Хочешь ещё шампанского?

- Да! Мне вчера снился сон. Будто мы пьём шампанское! - выпалила Мари.

- Наши встречи тебе уже снятся? Это льстит мне, - Рене наливает в бокалы брют.

- На здо`говье! - нарочито грассируя по-русски произносит тост. Оба смеются. Посерьезнев, Рене спрашивает её:

- Тебя не пугает разница в возрасте? - зорко смотрит на Мари.

- Я не думаю об этом, не хочу думать ни о чьём возрасте, тем более о твоём, - храбро произносит Мари.

Такси, заказанное Рене, привозит их к его дому.

Тот минимум чёрных кружев, что был на ней – трусики и лифчик, валяется на полу гостиной, у маленького резного диванчика. Потом они перешли в спальню. Мари сдвинула со своей груди руку спящего Рене, встала с кровати, прошла в ванную. Выйдя после душа, завернувшись в огромную махровую простыню, неслышно ступая босыми ногами, вернулась в спальню.

Рене уже не спал, улыбался, глаза светились улыбкой, сказал:

- Мари, иди сюда.

- Рене, - прошептала Мари, - три часа ночи, наверное Ирина волнуется, мне пора домой, вдруг она родителям позвонит...

- Хорошо, сварю кофе и отвезу тебя домой.

Он поцеловал её, и вышел из спальни. Кофе. Ситроен. Вот и дом Ирины. Поцеловав на прощание Рене, Мари вошла в вестибюль дома.

Ещё две недели – всё то время, что она была во Франции, Мари и Рене встречались. Париж и Фонтенбло, театры и ресторанчики. И любовь, любовь, любовь. Конец сентября – ситроен Рене везёт их в аэропорт Шарля Де`Голля.

В зале регистрации на рейс Рене, будто приняв какое-то важное решение, спрашивает Мари:

- Я хотел бы думать, что на этот раз это - привязанность?, - испытующе смотрит на неё.

Помолчав мгновение, Мари тихо отвечает:

- Я тоже думаю о привязанности. И не смей, Рене, вспоминать о возрасте, ни о чьём! - самоотверженно ставит она точку в диалоге перед прощанием.

Он широко улыбается, крепко целует её: ”Я буду ждать!” - последние слова Рене перед тем как эскалатор увозит Мари на посадку.