Взрослые тайны милой девочки

В то утро «выгнать» дочку в школу не удалось: она так натурально стонала, кривилась от боли и гладила живот, что я сжалилась и оставила ее дома. Велела выпить активированного угля и убежала на работу: если до одиннадцати не сдам отчет, шеф мне голову оторвет. В половине двенадцатого позвонила домой: «Юль, ты как?»

— Так себе... — голос был грустный, но не такой страдальческий, как утром.

— Тошнит?

— Чуть-чуть.

— Ела что-нибудь?

— Чай пила с сухарями.

— Если станет хуже, вызывай «скорую», слышишь? А я постараюсь отпроситься и вернуться домой пораньше.

— Можешь не спешить. Мне, честное слово, уже немного лучше.

Я обрадовалась: кажется, ничего страшного. Обычное пищевое отравление — наверняка у уличных торговцев какую-то гадость, вроде сосиски в тесте, купила и съела. Вообще-то от этих уличных «деликатесов» и в неотложку загреметь недолго, но на этот раз, видимо, все обошлось. И хорошо, что обошлось, так как на работе у меня такой завал: не то что отпрашиваться — до восьми домой попасть бы!

Я вернулась в начале девятого. Юлька сидела перед телевизором и красила ногти. Слава богу, на умирающую от интоксикации она похожа не была.

— Как ты себя чувствуешь?

— Жить буду, — обнадежила дочка и добавила со смехом: — Но слишком далеко от туалета отходить и завтра, пожалуй, не рискну.

— Ладно, — легко согласилась я. — Можешь даже еще пару деньков в школу не ходить, но с одним условием: узнать у одноклассников и сделать все домашние задания. А записку классной руководительнице я напишу...

— Спасибо, мамуля, ты лучшая!

Юлька ушла в свою комнату, а я занялась накладными и счетами, с которыми не успела разобраться в течение рабочего дня. Нелегко в одиночку поднимать ребенка, вот и приходится вкалывать с утра до ночи. Иногда без выходных и вот уже три года без отпуска. А что делать? Сергей после развода исчез, за семь лет ни копейки для дочки не прислал, а мне хотелось, чтобы моя девочка жила не хуже других.

Когда на следующий день я возвратилась с работы, Юльки дома не было. Тут же начала названивать ей на мобильный — одно и то же: «Абонент не может принять ваш звонок». На часах – половина десятого. Конечно, еще не так поздно, чтобы паниковать, но ведь дочка больна, сама же говорила, что из квартиры пока ни ногой. Что-то непредвиденное случилось? Вот паршивка! Хоть бы записку оставила! Ну, пусть только придет!

Спустя час я мысленно произносила ту же самую фразу, только уже не с угрозой, а с мольбой. Стояла на балконе и просила: «Пусть только придет... Словечка не скажу, пусть только придет...» Возле подъезда заурчал мотор, из серебристой иномарки выпорхнула Юлька. Забыв все данные себе обещания, набросилась на нее с укорами:

— Где тебя носит?! Ночь на дворе, я извелась уже вся... Совесть есть?

— Мамуль, ты чего кипишуешь? — Юлька сбросила туфельки и звонко чмокнула меня в висок. — У Ритки Мергасовой была, конспект по истории переписывала. Ты же знаешь нашу историчку: чуть что — сразу «неуд» в журнал лепит. Ну что ты на меня смотришь, как Тарас Бульба на Андрия?

— Одобряю его педагогические приемы, — хмыкнула я, но тут же снова напряглась: — А кто это тебя подвозил?

— Риткин отец. На вокзал ехал кого-то встречать и меня завез по дороге. А что?

— А то, что мне не нравится, когда ты приходишь на ночь глядя. И что мобильник отключен – тоже не нравится. И вообще, что это за вид? — снова начала я заводиться.

— А чем тебе не нравится мой вид?

— В таких юбках до пупа и с таким макияжем знаешь кто ходит?

Юлька громко фыркнула и боднула меня в плечо: «Маманя, давайте жить дружно!» Ну и как после этого можно на нее сердиться? Я и не сердилась уже, но в педагогических целях нужно было «сохранить лицо».

— Иди спать, — сказала строго.

— Яволь, мой дженераль!

— И завтра же отправляешься в школу!

— Так точно, товарищ прапорщик.

— Балаболка...

— Ага... Птица-говорун, отличаюсь умом и сообразительностью...

Она наконец ушла в свою комнату, а я вышла на балкон, вдохнула полной грудью вкусно пахнущий дымом (дворник за гаражами весь день жег листву) октябрьский воздух и подумала с гордостью: «Хорошая у меня дочка выросла... Красавица, учится хорошо. У меня с ней и проблем почти нет, а то, что пришла поздно и накрасилась черт знает как, так это издержки возраста...»

Мы с Юлькой всегда были очень дружны. Я во всем ей доверяла и была на сто процентов уверена, что у дочки от меня нет секретов. Оказалось, есть. Это выплыло случайно. Я выходила из налоговой и увидела... как Юля выпорхнула из остановившейся неподалеку иномарки. Следом за ней из машины неторопливо выбрался мужчина примерно моего возраста и, по-хозяйски обняв Юльку за талию, открыл перед ней стеклянную дверь, на которой красовалась вывеска: «Дом суши». Я подбежала к ресторану и заглянула в окно. Дочка сидела спиной ко мне, ее спутник – лицом. Он был еще старше, чем показалось вначале: лет сорок пять, не меньше. Ухоженный, подтянутый, боб­рик волос отливает сереб­ром обильной седины. Одет просто, но эта простота «пахнет» очень большими деньгами. Они о чем-то разговаривали в ожидании заказа, потом мужчина, рассмеявшись, перегнулся через низкий столик и поцеловал Юльку. Не просто чмокнул в щеку, а по-настоящему поцеловал. Первым побуждением было ворваться в зал и устроить старому козлу, падкому на малолеток, скандал. Набить морду! Вызвать милицию! Подать в суд! Но главное, забрать дочку домой, подальше от этого педофила! Господи, да что же это такое? Они снова целуются! Причем Юля не просто подставляет губы, а с удовольствием отвечает на поцелуй!

На ватных ногах направилась к остановке. На автопилоте позвонила на работу, отпросилась домой, соврала, что плохо с сердцем. Или не соврала? Дома полчаса бессмысленно металась по квартире, затем взяла себя в руки и целенаправленно пошла в Юлину ком-нату. Распахнула шкаф. На полках порядок — дочка аккуратистка. Внизу два пакета, а там... несколько квадрат-ных коробочек с золотыми украшениями, еще одна продолговатая с крошечными швейцарскими часиками. Какие-то кофточки, кардиганы, юб­ки... А на бирках – «Армани», «Дольче и Габбана», "Валентино»...

В семь вечера в двери заелозил ключ.

— Ой, мамуля, ты уже дома?

— Что это?!

— Ты почему рылась в моем шкафу? — глаза колючие, злые.

— Кто этот хмырь, с которым ты сегодня была в ресторане?

— Ты шпионишь за мной?!

Мне все-таки удалось выяснить, что этот мужик — никакой не отец подружки, а просто богатый «папик».

Я бы могла еще понять, если бы Юлька влюбилась, но... «Не хочу, как ты – считать копейки, ездить на трамвае и по три года ходить в одних туфлях. Ну и что, что старый — зато ни в чем мне не отказывает...»

И теперь я не знаю что делать?