Первая любовь не забывается

Пассажиры суетились, обустраиваясь на своих местах. Я затолкал сум­ку под сиденье, повесил куртку на крючок над головой. Сел в кресло у окна. Глаза сами собой закрылись. Можно подремать пару часов до моей остановки. Экспресс — очень удобный поезд, но уж больно рано уходит. Не выспался я.

— Молодой человек, кажется, мое место у окна, — услышал рядом женский голос. Такой знакомый, что сердце повернулось в груди на 360 градусов и бешено застучало... Я открыл глаза.

— Саша? Неужели это ты?

Она по-девчачьи всплеснула руками.

— Боже мой! Бублик! Сколько лет! Ой, прости, Сережа, это я по привычке... Какой ты солидный мужик — с усами...

— И с лысиной, — улыбнулся я. — Привет, Сашка. Садись на свое место. Ты же всегда у окна сидела, помнишь?

— Ну, это меня училка усаживала, чтобы я вам доску не загораживала, — засмеялась Саша звонко, будто стекляные шарики рассыпала. — Помнишь, какой я была дылдой? Самая первая стояла на уроках физры... физкультуры.

Выбрался из кресла, уступая место у ок-на. Оказалось, что теперь, двадцать пять лет спустя, Саша совсем не дылда, хотя и вровень со мной. А я ведь уже давно не тот Сережка по прозвищу Бублик...

В семь лет я был таким «мелким», что место мне определили за первой партой.

Удивительно, но первое сентября в первом классе я запомнил очень хорошо. Как собирали меня всей семьей, как вдруг куда-то запропастился новенький блестящий пенал, как наш пес Полкан пролез в дыру в заборе и бежал за мной до самой школы. Как я уронил букет, вручая его учительнице на линейке...

А потом нас завели в класс, и, несмотря на призывы училки, мы бросились занимать места. Конечно, все хотели сидеть у окна и не хотели сидеть за первыми партами. Галина Викторовна с улыбкой наблюдала за этой шумной возней.

Когда все успокоились, сказала:

— Теперь наведем порядок.

Меня пересадили за первую парту. И не у окна! Так как там сидела длинная тощая девчонка в очках с толстыми стеклами. Если бы не очки, сидеть ей «на камчатке»!

Дылду звали Санька. Она широко расставила локти на парте.

— Это моя половина. И не лезь сюда!

Такого самоуправства я стерпеть не мог. Пихнул ее локтем, потом книжкой. Она оттолкнула мою книгу, та полетела на пол. Я поднял учебник с пола, встал (иначе бы не достал) и с размаху хлопнул дылду по башке. Девчонка дала сдачи. Галина Викторовна поставила меня в угол.

— Она первая начала! — возмутился я такой вопиющей несправедливостью.

— Она девочка, а ты мужчина! Должен уступить! — вынесла вердикт училка.

Долговязая Санька нахально ухмылялась. Я немедленно пламенно ее возненавидел. И ненавидел до тех пор, пока не понял, что уже давно влюблен...

Это понимание пришло ко мне лет в четырнадцать. Мы вступили в возраст, когда у девочек появляются первые признаки настоящей женственности, и из смешных неуклюжих «буратинок» они постепенно превращаются в девушек. А мальчики вдруг начинают быстро расти, говорить неустойчивым баском и искать у себя намеки на усы и бороду. И все пишут друг другу записочки, а самые смелые даже назначают свидания...

На Сашу я смотрел как на далекую звезду. Мы уже несколько лет сидели за разными партами. После ряда операций Саша избавилась от своих нелепых очков. Быстрорастущие подружки почти сравнялись с ней в росте. А я все еще оставался «мелким», к тому же ко мне с первого класса прилипло прозвище Бублик, и, казалось, никто не помнил моего имени. Поэтому я оброс комплексами.

Но даже и не это главное. Просто Саша была... необыкновенная. Огромные темные глаза, густые волосы до самой талии, быстрая, стремительная походка... А еще — удивительная улыбка, которая словно вспыхивала на лице. Когда наши взгляды случайно встречались в классе, я мгновенно терял дар речи, впадал в ступор и сердце начинало бешено колотиться.

Но Саша почти никогда не смотрела в мою сторону. Не потому что плохо ко мне относилась или была высокомерной. Она не относилась ко мне никак. Я не входил в орбиту ее мира: многоступенчатых уравнений, которые Саша решала устно, закрученных философских учений, непонятной мне сложной симфонической музыки...

И я мог молча наблюдать за ней из своего угла на предпоследней парте. Мечтать, что однажды... я спасу ее от бандитов... совершу подвиг... придумаю новое изобретение, очень важное для человечества... выучу кучу иностранных языков... И тогда Саша улыбнется — именно мне! — своей вспыхивающей улыбкой и скажет:

«Ты такой классный парень, Сережка! Извини, что называла тебя Бубликом. Хочешь со мной дружить?»

Увы... Выпускной вечер стал для меня настоящим мучением. Я шел туда с одной-единственной целью: сказать Саше, что люблю ее, и пригласить на вальс. Но простоял весь вечер в углу, скованный страхом. А если она скажет «нет»? Я же умру от стыда! И она танцевала с другими. И улыбалась другим. А меня просто не замечала... Как и раньше.

Бал закончился. Выпускники веселой гурьбой поспешили встречать рассвет.

Я плелся сзади, смотрел Саше в спину и понимал, что сегодня, возможно, вижу ее в последний раз. Необратимое, непреодолимое слово «никогда» жгло мой мозг. Мне, парню, хотелось плакать от беспомощности своей первой любви.

И я ушел домой. Кажется, никто из одноклассников этого не заметил...

Мы встретились с Сашей через пятнад-цать лет. В Москве, в метро. На забитой народом станции меня впихнули в вагон. Диктор уже сообщил, что «двери закрываются», когда в оставшуюся щель вскочила запыхавшаяся девушка и буквально упала мне на грудь. На меня пахнуло нежным ароматом духов.

— Изви... Бублик!

— Саша! — Я вспыхнул от радости.

Пятнадцать истекших лет, вполне удачный брак с рождением двоих мальчишек, довольно успешный старт в бизнесе — все это вдруг куда-то испарилось... Я снова был взволнованным до слез влюбленным подростком, а она... Боже, какая же она красивая! И еще более недосягаемая!

– Бублик, я так рада тебя видеть! Кого-то из наших встречаешь? Ты женат? Живешь в Москве? Ну что ты молчишь? — засыпала меня Саша вопросами.

— Я... нет... я тут в командировке... — промычал растерянно.

Как и раньше, много лет назад, слова никак не хотели складываться в предложения. А поезд мчался, мелькали станции.

— Ой, мне выходить! Бубличек, вот моя визитка, позвони обязательно! Кого из наших встретишь — привет передавай!

Саша вдруг быстро коснулась губами моей щеки и выпрыгнула в уже закрывающиеся двери. Исчезла...

Лица пассажиров, стены вагона, обклеенные рекламой, — все поплыло перед глазами. Она меня поцеловала! Меня!

Я прекрасно понимал, что это просто дружеский жест, что через пять минут Саша уже забудет об этой встрече... Но счастье, затопившее мое сердце, было таким огромным, безбрежным, сияющим, что не помещалось в моей душе. Хотелось петь и обнимать всех прохожих.

Но позвонить ей я так и не решился...

И вот мы снова встретились.

— Как живешь, Саша? — спросил я.

— Нормально. Еду стариков своих проведать. А ты? Это мы сколько лет не виделись? Двадцать пять? От самой школы.

— Десять. Помнишь, однажды в метро? Ты еще меня поцеловала на прощание.

— Я? Шутишь? Нет, не помню. Бублик, ты это придумал, да? Хитрюга!

Я достал бумажник, вытащил из потайного карманчика визитную карточку.

— Вот, это ты мне дала, чтобы я «обязательно» позвонил. А сама забыла.

— Но ты же не позвонил?

— Я... не решился. У тебя своя жизнь, у меня своя... Ты выглядела счастливой. Деловой. Столичной. Зачем тебе... Бублик? Ну одноклассник, ну и что? Еще муж приревнует, проблемы начнутся...

Какое-то время Саша смотрела в окно на бегущий мимо пейзаж, а потом сказала:

— Знаешь, я вспомнила ту встречу. У меня период был такой... поганый. Но виду не подавала. Я с детства, еще с тех пор как была очкастой дылдой, научилась прятать свои чувства. А тогда надо было принять важное решение, хоть и трудно решиться... Я вышла из метро и сделала, наконец, нужный шаг. Сказать, какой? От мужа ушла. Такой вот поворот...

— Моя семейная лодка тоже недавно трещину дала. — Я посмотрел на нее обалдело. — Послушай, только сейчас понял: ведь именно после той нашей встречи я рискнул взять еще один кредит, расширить бизнес. Это ты меня вдохновила?

— А ты — меня? — Сашка выплеснула свою внезапную улыбку. — Фантазер ты, Сережка, неисправимый! Получается, сегодня снова случится какой-то важный поворот в наших жизнях?

— Кто знает? Я давно хотел тебе сказать...