Шок излечил меня от пьянства

В тот день я снова поругался с женой. И выпил-то совсем немного — одну разнесчастную бутылку уговорили на четверых. Домой вернулся засветло и даже с цветами, а Янка все равно скандал закатила. «Мне надоело! — кричала она. — Каждый день — одно и то же! Ты меня скоро в гроб вгонишь!» Я был настроен миролюбиво, потому попытался ее успокоить:

— Янусь, перестань… Чего ты вдруг разбушевалась? Это тебе… — протянул ей букетик, который до этого держал за спиной.

— Спасибо, — немного сбросила она обороты, но ругаться не перестала: — Андрей, ну сколько можно? Я уже забыла, когда в последний раз тебя трезвым видела.

— Сейчас видишь. Трезвого как стеклышко. Хочешь, на руках пройдусь?

— Не хочу, — буркнула Яна. — Лучше ботинки сними: я полы вымыла.

— А давай пойдем погуляем, — предложил я, старясь загладить вину, которой за собой, по большому счету, не чувствовал. — Там такая погода замечательная! Хочешь?

— Не хочу.

— А чего хочешь? Я сегодня, как золотая рыбка, исполняю любые три желания.

— У меня всего одно, — хмуро отрезала жена. — Чтобы ты бросил пить.

Я по натуре человек мягкий и отходчивый, но очень не люблю, когда меня в чем-то
обвиняют несправедливо. Последняя Янкина фраза меня разозлила. Не так чтоб очень сильно, но начал я слегка закипать.

— Ты так говоришь, словно я пьяница!

— Ты не пьяница, — сказала она, глядя прямо мне в глаза, — ты — алкоголик. Ты болен, и тебе нужно срочно лечиться.

Тут я завелся уже по-настоящему:

— Дура! Это же надо такое сморозить?! Ты алкоголиков видела? Пойди, пообщайся с многодетной мамашей из третьей квартиры… Она доходчиво тебе объяснит, что значит муж-алкоголик. Я что, зарплату пропиваю? Вещи из дома выношу? Под забором валяюсь? В вытрезвителе ночую?

— Можешь не продолжать, — перебила Яна. — Не валяешься, не выносишь, не ночуешь. Но тем не менее ты болен. И если не остановишься, скоро станешь пить денатурат и пропишешься в вытрезвителе!

Я предпринял последнюю попытку потушить скандал: «Перестань молоть ерунду, слушать противно. Это же надо такое придумать — назвать меня алкоголиком!»

— А как прикажешь называть человека, который пьет каждый божий день?

Н еправда! — возмутился я, — совсем даже не каждый. На этой неделе я выпил всего третий раз.

— Правильно, третий, — побелела от гнева жена, — потому что сегодня среда. А была бы пятница, то получился бы пятый раз.

И тут мое терпение лопнуло.

— Хватит! — заорал я. — На чьи деньги все в этом доме куплено? И это… — с грохотом стукнул кулаком по столу, — и это, — дернул за край Янкиного шелкового кимоно. — Я вкалываю с утра до ночи, как папа Карло! У меня тяжелая нервная работа! Так неужели я не имею права после работы немного расслабиться и снять стресс?

Жена моя нехорошо прищурилась и медленно покачала головой: «Либо ты срочно идешь к врачу, либо я с тобой развожусь».

— Да пошла ты со своими угрозами! — Я схватил куртку и выскочил на лестничную площадку. Первым делом закурил. Курить не хотелось, но привычные действия — достать сигарету, размять ее двумя пальцами, щелкнуть зажигалкой — успокаивали и давали возможность собраться с мыслями. Собирался минуты три, но мысль как была изначально одна, так и осталась: «Сейчас напьюсь до поросячьего визга Янке назло!» Перво-наперво я зашел в ближайший супермаркет и купил бутылку водки. Не дойдя до кассы несколько метров, вернулся, взял еще одну — водки много не бывает.

Теперь нужно было придумать, к кому из троих друзей завалиться для «продолжения банкета». Конечно, к Костику, ну к кому же еще?! Он друг самый давний и проверенный, и живет в пяти минутах ходьбы отсюда. А то, что обитает в коммуналке, так это даже к лучшему. Позовет кого-нибудь из соседей — веселее будет.

Костик или Костяк, как мы все его называли, моему позднему визиту не удивился, а наоборот, обрадовался: «Андрюха! Молодчина, что пришел! Я тут сижу как сыч, а настроение — хоть в петлю лезь.

— Сейчас я тебя развеселю. Ап! — жестом фокусника я достал из пакета две бутылки.

— Маг и волшебник! — восхитился друг.

— Заметь, добрый волшебник. А Янка…

— Что, не ценит?

— Разводом пугает.

— Вы же с ней, вроде, хорошо жили...

— Почему-то решила, что мне надо лечиться. Поставила ультиматум: или — или.

— Ты что, заболел? — Он вдруг качнулся и, чтобы сохранить равновесие, уцепился рукой за дверной косяк. Похоже, друг успел добавить после того, как мы разошлись по домам. Ну и что? Свободный человек — имеет право. И я хочу быть свободным! Не в смысле разведенным (этого я как раз не хочу), а в глобальном смысле. Даешь свободу как возможность проявления субъектом своей воли на основе знания законов развития природы и общества! Во загнул! Нужно выпить, а то из меня сейчас весь университетский курс философии попрет.

— Так чем ты заболел, старик?

— Как и ты. Хандрой. Пошли лечиться! — взяв бутылки за горлышко, я потеснил плечом слегка осоловевшего хозяина и потопал по бесконечному коммунальному коридору, старательно отсчитывая двери: первая, вторая, третья… Нужная была пятой.

Я гордо поставил на стол бутылки и повернулся к другу: «Тащи скорее тару и закуску!»

— Стаканы сейчас принесу, а с закуской напряженка: не успел сегодня скупиться. Кроме буханки хлеба — полный голяк. Не возражаешь, если соседа позову? К Максу на прошлой неделе теща из деревни приезжала — весь холодильник хавчиком забит.

— Валяй, — согласился я.

Через несколько минут Костик вернулся вместе с соседом, коренастым мужиком лет сорока. Сосед принес с собой шмат деревенского сала, трехлитровую банку соленых огурцов и миску квашеной капусты.

Выпили за знакомство. Закусили. Выпили еще — на этот раз за мужскую дружбу. Сало было отличным, в меру просоленным и таяло во рту. Третий тост произнес я: «За свободу!» Мужики дружно поддержали. Огурцы у соседа тоже были хороши: тугие, пупырчатые, один в один.

За что потом пили, помню смутно. Запомнилось, что сосед периодически повторял: «Хорошо сидим!», а Костя каждый раз после этой фразы требовал: «Н-н-наливай!» Мы так накурили, что дым выедал глаза. Но как Костик открывал окно, у меня выпало из памяти. И как, сидя на подоконнике, перегибался через край, когда его рвало…

— Костя-я-я!!! — вдруг дико заревел сосед. Я моментально протрезвел и стал оглядываться по сторонам: «Где Костяк?» А Макс, теряя тапочки и спотыкаясь о мебель, уже бежал к двери. Еще ничего не понимая, я побежал за ним... Костя лежал на только что освободившемся от снега асфальте и смотрел на раскачивающийся фонарь неподвижным мертвым взглядом, а из-под его головы растекалась небольшая черная лужица, похожая на мазут.

«И как его угораздило лечь прямо в мазут?» — мелькнуло в моей хмельной голове.

Макс присел на корточки рядом с моим другом, несколько мгновений вглядывался в его лицо, а потом сказал хрипло: «Все!»

— Что — все?! — не понял я. — Давай поднимем его, а то еще простудится.

— Все, — повторил он. — Отлетался.

Ручеек темной жидкости дополз до моего ботинка, и я машинально отодвинул ногу.

— Кровищи сколько натекло, — пробормотал Максим. И только тогда я все понял...

Приезд «скорой», милиция, допросы, красные от слез Янкины глаза, венки на свежем холмике… Все это почти забылось за три года, что прошли после гибели Кости. Только никогда не могу я забыть его мертвые глаза и лужу крови, как нимб, вокруг его головы. Эта страшная картина, наверное, будет преследовать меня до самой смерти. Она неизменно появляется перед глазами всякий раз, когда кто-то начинает меня соблазнять: «Андрюха, выпей с нами!» Я иногда и рад бы выпить, расслабиться, снять напряжение, но… не могу. Пережитый в тот день шок раз и навсегда излечил меня от пьянства.