У внучки есть только я

Разбудив Анюту, я ушла на кухню. Пока внучка заправляла кровать и умывалась, поджарила оладьи. Посыпала их сахаром, полила сметаной. Налив в чашку заварку, негромко окликнула: «Внученька, завтрак готов!»

— Иду, ба! — Вбежав на кухню, уселась на привычное место. Пододвинув к себе тарелку, по-детски облизнулась: — М-м-м… Обожаю оладушки! Спасибо, бабуль!

— На здоровье, — улыбнулась я. Потянулась за ножом: — Тебе чай с лимоном?

— Угу-угу… И сахару побольше, ладно?

— Ладно, — согласилась я. — Кстати, не забудь положить в портфель бутерброды.

Я и на Кузину долю сделала: два с «Докторской» колбаской и два с сыром.

— Угу… Спасибо, — с набитым ртом пробормотала Анечка. Проглотив, посмотрела на меня: — Ба, а сама почему не ешь?

— Не хочется с утра, — снимая передник, вяло отмахнулась я.

— Зря! Такая вкуснятина! — Любовно оглядев наколотый на вилку оладушек, Анютка целиком отправила его в рот.

— Вот глупенькая! — испуганно всплеснула руками я. — Подавишься ведь!

— Не-а, — помотала головой внучка. Потом вдруг перестала жевать, сделав пару глотков чаю, отставила чашку. — Бабуль, можно я тебя об одной вещи попрошу?

— Конечно, проси… — Присев на табуретку, я вопросительно посмотрела ей в лицо: — Для школы купить что-то нужно, да? Или опять про ролики?

— Нет, я про другое… — вздохнув, она потупила глаза.

Протянув руку, я взъерошила ей волосы:

— Да что ты, в самом деле, Ань?! Мнешься, будто я тебе чужая. Говори, не бойся.

— Да я про свой день рождения…

— Про день рождения? — озабоченно переспросила я. — Друзей хочешь позвать?

— Угу… Немного. Только Кузю, Веру и Галочку. Можно?

Я уж было хотела признаться, что неважно себя чувствую, но, встретившись с умоляющим взглядом внучки, не смогла.

— Можно, детка. Пирогов с тобой напечем. Домашние пироги все любят.

— Ага… Спасибо, ты у меня самая лучшая бабулечка в мире.

— Ладно, не подлизывайся, — растроганно усмехнулась я. — Лучше поскорее заканчивай завтракать и беги в школу. Кузя-то небось давно на посту стоит.

— Точно, — рассмеялась Анютка. — Слушай, ба, а откуда ты знаешь?

— Доложили, — добродушно проворчала я. — Говорят, он и портфель тебе носит.

— Носит, — слегка покраснев, призналась она. — Ба, это плохо, да?

— Отчего же? Ничуть… Я в твоем возрасте тоже с мальчиком дружила.

— Правда? А потом с ним что стало?

— Потом он вырос и ушел в армию.

— Понятно? А ты? Ты что делала?

— Ждала, что же еще! Долго. Два года.

— Ого… А потом?

— А потом он вернулся, и мы поженились. Долго скитались по стройкам, строили заводы, гидроэлектростанции. А через десять лет у нас родилась девочка. Ася...

— Ой! Значит, это был мой дедушка?

— А кто же еще? — рассмеялась я. — В моей жизни только одна любовь и была. Зато какая… — я невольно вздохнула.

— Расскажешь? — любопытно заерзала на табуретке Анютка.

— В другой раз. А сейчас беги, а то снова на первый урок опоздаешь. Копуша...

Проводив Анечку, я прилегла на диван. Голова сильно разболелась, и сердце ныло — не иначе к перемене погоды. Невольно зацепилась взглядом за дочкин портрет и едва не застонала от нахлынувшего отчаяния. Вот уже пять лет меня не отпускает чувство вины. И хотя подруги убеждают меня перестать мучить себя угрызениями совести, я до сих пор уверена, что сама виновата в том, что пропала моя дочь. Этот груз давит на меня так сильно, что иногда хочется залезть в петлю. И только Анечка дает силы жить дальше.

Много раз я прокручивала в памяти свою жизнь, пытаясь отыскать для себя оправдание. Наверное, если бы был жив Борис, ничего этого не случилось бы. Но он погиб, и мне пришлось растить Асю самой. Так как я рано лишилась мужа, вся моя нерастраченная любовь и нежность доставались дочке. Я ее не просто любила — я ее боготворила, а потому слишком баловала. С трех лет моя девочка не знала слова «нельзя». Впрочем, до тех пор, пока ей не исполнилось шестнадцать, я не замечала за ней ничего дурного. Да и соседи и знакомые относились к ней с симпатией: хрупкая белокурая девчушка с ярко-голубыми глазами легко покоряла людей своей внешней беззащитностью и какой-то детской доверчивостью. А потом в ее жизни случилась любовь…

Впервые я заметила их вместе в мае, перед последним звонком. Шел дождь, и я, стоя у окна, высматривала дочку, прикидывая, стоит ли отнести ей в школу плащ. Неожиданно к дому подъехал новенький «москвичок» и остановился под нашими окнами. Спустя минуту из него выскочил смуглый темноволосый парень. Открыв зонт, обежал машину и открыл переднюю дверцу. Из нее выпорхнула девушка в школьной форме. Я ахнула. Аська!.. Юркнув за занавеску, с любопытством стала присматриваться. Парень был мне незнаком и вообще выглядел гораздо старше моей дочери, скорее всего, уже и армию отслужил. На вид лет двадцать пять, не меньше. Высокий, плечистый, явно спортсмен. Аська рядом с ним смотрелась такой маленькой, что у меня невольно сжалось сердце: не обидел бы!

Открывая дочери дверь, я заметила, что она чересчур сильно возбуждена.

— Вижу, ты совершенно не промокла. Тебя кто-то привез? — как бы между прочим спросила я.

— Знакомый, — коротко ответила Ася и шмыг в свою комнату. Я — следом:

— А кто именно? Я его знаю?

— Нет. Мы только вчера познакомились. В кафе у метро. Все?

— Нет, не все! А почему ты сердишься?

— Да потому что не люблю, когда мне устраивают допрос. Я что, обо всем должна тебе докладывать?

— А почему нет? Я твоя мать.

— Ну мать, и что с того?

— Как что?! Я за твою жизнь отвечаю. Ты же еще ребенок, тебя могут обидеть…

— Не волнуйся, мне ничего не грозит. Даже напротив, отныне меня будут защищать. И не нужно меня учить, потому что рядом со мной будет не какой-то там мальчишка, а зрелый и мудрый человек.

Последние слова она произнесла с таким восторгом, что я почувствовала укол ревности. «Асенька, милая… Надеюсь, ты понимаешь, что отношения с мужчиной — это не только поцелуи, но и…»

— Ну хватит! — неожиданно рассердилась дочка. — Я взрослая, сама разберусь, что к чему!

— А вот тут я с тобой не согласна. Ты еще не способна взглянуть на первую привязанность разумно. Пройдет много времени, прежде чем ты найдешь настоящую любовь. Поверь мне.

— Не волнуйся, — натянуто улыбнулась Аська. — Я тоже так считаю.

У меня отлегло от сердца. Хорошо, когда можно договориться с дочерью, несмотря на трудный возраст. Может, у других дочери и выходят в шестнадцать лет из-под контроля, но не моя. Ася — девушка рассудительная, всегда прислушивается к моему мнению, во всем соглашается.

Последняя мысль меня так растрогала, что я едва не расплакалась. Поспешила удалиться на кухню. Разливая по тарелкам борщ, грустно подумала: «Вот и выросла моя маленькая пташка. Упорхнет из гнезда — что останется?..» И тут же сама на себя рассердилась: что я раньше времени в панику впадаю! Может, у них вообще не получится ничего серьезного. Аська — ребенок, ему с ней будет неинтересно…

Я ошиблась. Они стали встречаться. А спустя полгода оказалось, что Ася ждет ребенка. Узнав об этом, Эдик резко изменился. Стал избегать встреч, а потом и вовсе куда-то уехал. На вопросы, куда мог отправиться ее сын, мать Эдика твердила, что ничего не знает.

— Что будем делать? — отчаявшись найти непутевого ухажера, спросила я.

— Понятия не имею, — пожала плечами дочка. — Скорее всего, решу эту проблему так, как решают тысячи других.

— Как это? Ася, ты что, хочешь сделать аборт? — ужаснулась я.

— Ну да. А что мне еще остается?

— А если операция пройдет неудачно?! — Ну и черт с ним! — зло сверкнула глазами дочка. — Все равно мне теперь никто из мужиков не нужен! Никто, слышишь? Я их всех… всех… — уронив голову мне на грудь, она отчаянно разрыдалась.

— Ничего, доченька, — прошептала я. — Мы с этим справимся. Вот увидишь…

Беременность проходила тяжело. Ася все время капризничала, упрекая меня в том, что я уговорила ее оставить ребенка. Я пыталась ее успокоить:

— А как же ты думала, доченька? Дети не просто даются. Потерпи, родится малыш, вся жизнь твоя в лучшую сторону изменится. Я ведь тоже тебя практически без отца вырастила и ни разу не пожалела, что ты у меня есть. Родная душа — это такая огромная радость!

— Да не нужен мне ребенок от этого подонка, понимаешь! Не ну-жен!

— Это ты сейчас так говоришь, а как увидишь да на руки возьмешь…

— Ладно, — отмахивалась дочка. — Все равно уже никуда не денешься. Но учти, хорошей матери из меня все равно не получится. Я уже сейчас его ненавижу!

— Бог с тобой! — пугалась я. — Ты ведь говоришь о своем ребенке!

Аська не отвечала. Закрывалась в комнате, плакала. Я страшно переживала. Хоть бы ее истерики не сказались на ребенке. Попробовала уговорить ее сходить к психологу, но она и слушать не захотела:

— Только не делай из меня идиотку. Со мной все нормально. Просто надоело ходить с пузом…

Роды прошли без осложнений. Забирая дочь из роддома, я расплакалась:

— Господи, как она похожа на тебя! Как две капельки, посмотри...

— Ничего подобного! — сухо обронила дочка. — Она похожа на этого урода.

— На какого урода? — не поняла я.

— На Эдика, конечно, — фыркнула Аська. — Неужели не видно?

— Вовсе нет, — не согласилась я.

И с нежностью склонилась над кареглазой малышкой…

Прошел год. Анечка подросла, начала топать. Глядя на нее, я радовалась, и только Аська оставалась равнодушной:

— Что ты с ней сюсюкаешь! Только и слышно: «солнышко», «зайка»… А мне хоть бы раз слово ласковое сказала.

— Сказала бы, — вздыхала я. — Если бы было за что. А то ведь смотреть на тебя больно, не мать, а надзирательница. Ребенку всего год, а ты ее только окриками да шлепками воспитываешь. Ума не приложу, откуда в тебе столько злости, ведь я за всю жизнь пальцем тебя не тронула.

— И что с того? — язвительно скривилась дочь. — По-твоему, я счастлива?!

— А вот это уже не моя вина! — сердито обрубила я. — Я тебя насильно в койку к Эдику не толкала. Связалась с подонком, себя и кори! Хотя нормальная женщина зло на других срывать не станет. И ребенка обузой считать не будет, потому что и с ребенком жизнь устроит.

— Даже так?! Ну а ты?

— Что я? — я непонимающе прищурилась.

— Ты почему не устроила?

— Потому что всю жизнь с любовью жила, вот почему. А ты… ты... — я на секунду запнулась. — Ты только с ненавистью. Причем не только себя изводишь, но и на других злость выплескиваешь. А зачем, спрашивается?

— Зачем?! — сжав кулаки, заорала она. — Потому что мне хочется мстить! Тебе! Эдику! Его мамаше! Всем!

— Да за что мстить, господи? За то, что сама ошиблась?

— Ошиблась, точно, — запрокинув голову, она рассмеялась. — Дважды. Один раз с Эдиком, второй — с Анькой. Не нужно было ее рожать. Нет у меня к ней материнских чувств, она меня раздражает.

— Ась, а может, тебе стоит немного отдельно от нас пожить? — неожиданно для себя самой предложила я. — Временно.

— Временно? Как это? — ошарашенно уставилась на меня дочка. — Уйти на квартиру, что ли?

— Угу… А я Анечку в ясли сдам. Все равно мне оставлять ее с тобой наедине страшно. Бегу с работы и думаю: хоть бы ты не натворила чего. При твоей-то к ней ненависти...

— С ума сойти можно! Ты что, действительно считаешь, что я могу причинить Аньке вред? — изумленно спросила меня Ася.

— Считаю, — кивнув, грустно вздохнула я. — А потому готова отпустить тебя на все четыре стороны. Может, сумеешь счастье свое найти. Кто знает…

Дура я, дура. Сама вытолкнула неоперившегося птенца из гнезда — лети, мол. А куда, если крылья еще как следует не отрасли? Только вниз. В пропасть. В общем, ушла через три месяца от нас Аська. Устроилась работать на кондитерскую фабрику, койку в общежитии получила. Поначалу частенько заглядывала в гости:

— Ну как вы тут? Хотите сладенького?

Потом стала хвастаться, что на нее положил глаз мастер цеха:

— Представляешь, сказал, что жену ради меня готов бросить. Как думаешь, отшить или дать согласие?

— Решай сама, — вздохнула я. — Только я бы на твоем месте напрасно семью разбивать не стала. Все равно ведь ты его не любишь. Тогда зачем?

— Затем, чтобы жить по-человечески! — заорала на меня Аська. — Из общаги этой грязной выбраться!

— Да куда же выбраться? Думаешь, ему после развода квартира достанется?

— Конечно, — усмехнулась дочь. — Это его квартира, она ему от бабушки по наследству перешла. А его жена там даже не прописана. Поняла?

— Все равно не стоит тебе делать на него ставку. Нехорошо это. Без любви долго ты с ним не протянешь.

— Ой, только не надо учить меня жить! — досадливо отмахнулась Ася. — Один раз я тебя уже послушала. И что? — Она сердито мотнула головой в сторону сидящей на ковре Анютки. — На всю жизнь камушек на шею повесила.

— Опять за свое?! — рассердилась я. — Еще раз услышу, что ты так о собственном ребенке говоришь — добра от меня не жди.

— А я и сейчас от тебя ничего не жду! — пренебрежительно усмехнулась дочка. — Я женщина самостоятельная…

Спустя пять месяцев мастер цеха развелся с женой, и Ася переехала жить в его квартиру. Однако расписываться сразу не захотела:

— Сперва так поживем. Притремся друг к другу. А там видно будет…

Притирка растянулась на четыре с половиной года. А потом Аське будто вожжа под хвост попала:

— Надоело все. Хочу уехать в Турцию на заработки.

— На какие заработки?! — испугалась я. — Ты же ничего не умеешь!

— Это ты так считаешь! — усмехнулась дочка. — Буду работать официанткой в баре. Меня подруга обещала с собой взять. Она знает парня, который все устроит. Правда, придется заплатить семьсот долларов, но я их уже скопила.

— Не говори глупости. Наверняка это какая-то афера. Сердцем чую!

— Да какая афера, мама! — сердито глянула на меня Аська. — Леськин знакомый дает полную гарантию трудоустройства.

— И все-таки на твоем месте я бы не рисковала, — со слезами стала просить я. — Не думаешь о себе — подумай о Анечке. Что будет, если с тобой что-то случится?

— Перестань, — раздраженно скривилась дочь. — Мы давно живем как чужие люди. Вы сами по себе, я сама по себе.

— Да, но мы всегда могли с тобой увидеться, узнать, как дела, а теперь…

— Не морочь голову! — снова отмахнулась Ася. — Сказала уеду — значит, уеду! Надоело мне жить, получая от Гришки жалкие подачки. Сама зарабатывать хочу. Поняла? А там мне будут платить большие деньги.

— Как знаешь, — сказала я.

Закрыв за ней дверь, заплакала от бессилия. Подойдя поближе, внучка погладила меня по плечу:

— Не плачь, бабуля! Мама заработает денежек и вернется!

Разубеждать ее я не стала, хотя сердце разрывалось от нехорошего предчувствия. Уложив внучку спать, долго сидела у ее кровати. Плакала, плакала... Несмышленыш ты мой, как же мне за тебя страшно...

Вернувшись из школы, Анечка заглянула в мою комнату: «Бабуль, а почему ты лежишь? Заболела?»

— Не знаю… — вздохнула я. — Голова разболелась. Только встану, начинает комната кружиться, словно я на карусели.

— Может, доктора вызвать? — встревожилась Анюта.

— Не нужно, — отмахнулась я. — Просто давление, наверное, подскочило. Сейчас приму таблетку, и отпустит.

Поднявшись с дивана, я резко разогнулась и тут же почувствовала резкую боль в висках, да такую, что в глазах потемнело. Охнув, я стала сползать на пол. Через секунду надо мной склонилось перепуганное лицо внучки. Потом все исчезло…

Открыв глаза, я поняла, что нахожусь в больнице. Рядом на соседней кровати примостилась Анечка. Увидев, что я очнулась, радостно вскрикнула:

— Бабуля, милая! Лежи тихонько. Сейчас я доктора позову.

Мелькнув белым облачком, выбежала из палаты. Спустя пару минут вернулась в сопровождении седоволосого мужчины.

— Ну-с, как вы себя чувствуете? — ободряюще улыбнулся он.

— Не знаю… — тихо пробормотала я. — Голова болит. И пить хочется.

— Пить хочется? Понятно. Сейчас я распоряжусь вас напоить. А насчет головы… Скажите-ка, у вас часто беспокоят головные боли?

— Довольно часто, — покосившись на внучку, еле слышно ответила я.

— Ясно. А компьютерную томографию мозга вы когда-нибудь делали?

— Нет… Я, честно говоря, думала, это из-за давления.

— Понятно. Что ж, значит, будем проходить полное обследование.

— А это надолго? — с тревогой поинтересовалась я. — Понимаете, Анечка будет дома одна бояться…

— Погодите, а у нее что, нет родителей?

— Никого, — сглотнув ком, с трудом просипела я. — У внучки есть только я…

— Хорошо, разберемся, — ободряюще улыбнулся мне доктор. — На крайний случай девочка может немного пожить в палате. Это, конечно, нарушение, но раз такое дело… В общем, я возьму это на себя.

— Спасибо, — со слезами на глазах поблагодарила я. — И еще… Пожалуйста, помогите мне выкарабкаться. Мне нельзя умирать. Никак нельзя. У меня Анечка…

— А никто и не умирает! — добродушно произнес доктор. — Выясним, в чем дело, подлечим, будете сто лет жить. Не только внучку, правнуков нянчить. А теперь я забираю Анюту с собой, а к вам пришлю медсестру. Она сделает все необходимое. Договорились?..

Томография не показала никаких изменений в мозге, но дальнейшее обследование принесло неутешительный результат: у меня обнаружили межпозвоночную грыжу. Именно она являлась причиной сильных болей и головокружений. В общем, мне необходима была операция.

Прежде чем согласиться, я спросила, опасна ли эта операция для моей жизни.

— Так же, как и ваш отказ, — нахмурился доктор. — Поймите, ваша болезнь будет прогрессировать, и тогда…

— Не продолжайте, я поняла, — кивнула я. — Оперируйте…

…Накрывая на стол, Анечка что-то напевала себе под нос. Услыхав за спиной шорох, оглянулась:

— Бабуль, ты чего встала? После операции тебе еще нельзя много ходить. Полежала бы...

— Соскучилась… — слабо улыбнулась я. — Ты все хлопочешь, хлопочешь…

— Ну и что, — рассмеялась внучка. — Тоже мне хлопоты. Мне нравится готовить, ты же знаешь.

— Так-то оно так, а вот я… Прости меня, Анютка. Испортила я тебе весь день рождения...

— Что ты! — подбежав ближе, Анечка схватила меня за руку. — Бабулечка, ты сделала мне самый большой и самый лучший на свете подарок.

— Это какой же? — не поняла я.

— Выдержала операцию, вот какой, — прижавшись к моему плечу, прошептала внучка. — А ведь я так за тебя боялась...